Холокост в Украине: как об этом говорят немцы

Кельнский центр документации национал-социализма - крупнейший в Германии региональный музей-мемориал. Он находится в здании, где во времена "третьего рейха" располагалась следственная тюрьма гестапо. Даже во времена пандемии здесь проходят различные мероприятия, посвященные жертвам нацистского режима. Здесь представили книгу "Жизнь и смерть в эпоху Холокоста в Украине", которая вышла в Германии.

Это свидетельства евреев, переживших Холокост, - чаще всего детей и подростков в то время. Их собрал киевский историк, профессор Борис Забарко, сам ребенком переживший оккупацию в гетто города Шаргорода Винницкой области. А немецкое издание вышло благодаря многолетнему труду Маргрет и Вернера Мюллер (Margret, Werner Müller). Более четверти века эта тяжелая тема - главная в их жизни. Маргрет и Вернер Мюллер встречаются с людьми, пережившими Холокост в Польше и Украине, часто выжившими лишь чудом, опекают их, организуют их встречи со школьниками в Германии, переводят их свидетельства на немецкий язык... Они и представляли книгу в Кельне.

Почему немцы говорят о своих преступлениях

"Жизнь и смерть в эпоху Холокоста в Украине" - это сборник свидетельств уцелевших, почти монография, - с описанием десятков гетто, географическими картами, хронологическими таблицами: где и когда было организовано гетто, сколько евреев было уничтожено... Это география Холокоста.

Рассказы об издевательствах, депортациях, массовых расстрелах, голоде и невыносимой жизни в гетто и тем, кто много знает об этом, читать тяжело. А каково немцам, отцы и деды которых были виновниками и организаторами Холокоста? Что ими движет? Чувство вины? Чувство ответственности?

Вернер Мюллер: Прежде всего, чувство ответственности. Коллективной ответственности. Но для меня лично очень важную роль сыграла и история моей семьи. Мой отец, который был простым солдатом вермахта, вернулся домой в конце 1945 года из американского плена и рассказал мне (а мне было тогда девять лет), что американцы показывали им документальную кинохронику о концлагерях. Отец был потрясен: так тяжело было представить себе, что такое действительно происходило. Год спустя, когда в Хагене британские оккупационные власти организовали выставку, рассказывавшую о том, что творилось в концлагерях, отец взял меня с собой. Я увидел там страшные фотографии, горы обуви, абажуры из человеческой кожи из Бухенвальда... С тех пор я не могу это забыть.

Кроме того, братья моего отца были непосредственно замешаны в преступлениях национал-социализма. Самый старший работал в гестапо в Метце. Он отправлял заключенных в концлагерь Дахау, но совершенно серьезно уверял после войны, что не знал, что такое Дахау. Он якобы просто расписывался в ведомостях сдачи-приема заключенных и ничего страшного не делал. Его подвело, что он сразу вернулся домой, в Мюнхен, и соседи возмутились: наши мужья, простые солдаты, еще в советском плену, а этот гестаповец живет себе преспокойно дома. В результате его арестовали американцы и судили - кстати, в Дахау.

Еще один брат отца был при нацистах в СС, работал на железной дороге. Он служил в строительном поезде в Польше и, кажется, строил бункер "фюрера". Я мальчишкой видел, как плохо он обращался с людьми. И ничего с ним после войны не случилось.

В общем, мной двигало желание, глубокая внутренняя потребность показать, что не все немцы - такие. И с середины 1990-х годов мы с Маргрет стали ездить в Польшу, Украину, встречаться с людьми, пережившими войну, лагеря, гетто, принимать их здесь, в Германии. Мы увидели, как важны для них личные контакты с немцами, которые осознают свое прошлое и осуждают его. Это очень важно, чтобы такое никогда не повторилось.

- А как вы стали переводить, публиковать, рассказывать немецким читателям о  том, что испытали люди, пережившие Холокост?

Вернер Мюллер: В 1996 году мы познакомились в Варшаве, где сопровождали группу украинских евреев, переживших Холокост, с историком из Украины, профессором Борисом Забарко, который мальчишкой сам был в гетто в Шаргороде. Борис увидел, что в Польше много книг о Холокосте, а в Украине их почти нет. Он только-только начал собирать воспоминания уцелевших, их свидетельства о том, что они пережили. В советские времена это было невозможно: трагедию евреев замалчивали, само слово "еврей" было подозрительным. Да и люди сами очень неохотно рассказывали о пережитом. У них остались еще страхи советского времени, когда это было табуизированной темой. И очень тяжело было снова все вспоминать.

В середине девяностых ситуация изменилась. Но не было средств, чтобы ездить по стране, встречаться с людьми, записывать их рассказы. Мы помогли Борису Забарко. Он опубликовал тогда в Украине воспоминания нескольких десятков людей. Тогда и возникла идея перевести их на немецкий язык, издать в Германии. Ведь так важно, чтобы эти свидетельства были известны. Так появилась первая наша книга - "Nur wir haben überlebt" ("Только мы выжили"). Борис Забарко продолжал встречаться с уцелевшими, записывать их воспоминания. Сейчас их намного больше шестисот.

В общем, стало ясно: надо опубликовать и другие свидетельства. Ведь здесь, в Германии, о Холокосте в Украине знают ничтожно мало. Знают об Освенциме, о Варшавском гетто, но это - вершины, символы. А в Украине были десятки, если не сотни гетто и лагерей, множество массовых расстрелов - как в Бабьем Яру, как в Умани, в Харькове, в Богдановке Николаевской области... Около полутора миллионов евреев погибли именно в Украине.

- Кто будет читать эту книгу? Узкий круг специалистов? Историки? Студенты университетов? Хотя "читать" - это слово здесь вряд ли подходит…

Маргрет Мюллер: Конечно, это не та книга, которую читают перед сном. Ее вообще невозможно читать от начала до конца, как, скажем, роман. Книга предназначена, в первую очередь, для тех немцев, которые очень мало знают или вообще ничего не знают о геноциде евреев в Украине во времена "третьего рейха". С людьми, для которых это важно, мы сталкиваемся на различных конференциях, встречах, мемориальных мероприятиях, которые имеют отношение к трагическому прошлому, к ответственности немцев за него, к нашей ответственности, к тому, как и чем мы можем помочь уцелевшим, спасшимся людям...

- Работа над книгой заняла, в общей сложности, десять лет...

Маргрет Мюллер: Это очень большая работа. Она усложнилась тем, что тяжело заболел мой муж, который, в основном, занимался составлением сборника, редактированием. Он перенес несколько операций, но потом снова занялся книгой. И послал информацию о книге, около ста страниц текста, несколько географических карт, приведенных в книге, в несколько издательств, в том числе - в берлинское издательство Metropol. Оно издает книги о национал-социализме и сталинизме, об их истории, преступлениях, сущности. И буквально через несколько часов оттуда позвонил издатель Фридрих Файтль (Friedrich Veitl) и поблагодарил за честь опубликовать эту книгу.

Вот одно из свидетельств, вошедших в сборник "Жизнь и смерть в эпоху Холокоста в Украине":

Владимир Альтшеллер (1934 г.р.): "Я остался один"

Я не знаю своей настоящей фамилии, имени, отчества, даты и года рождения. В метрическом свидетельстве, выданном в 1950 году, против данных о родителях стоят прочерки, а дата рождения указана 23 августа - в честь дня освобождения Харькова. Я помнил, что мы жили в большом городе, вот почему сказал, что родился в Харькове.

В 1939 году (мне было тогда пять лет) отца, видимо, послали работать в небольшое местечко под городом Броды Львовской области. Там и застала нас война. Первые воспоминания о войне - это слезы матери о погибшем отце, который одним из первых ушел на фронт, много заплаканных людей в доме, грохот канонады и обгоревший советский танк на окраине местечка. Потом была тишина. А утром - громадные дальнобойные немецкие танки и солдаты в серых мундирах и касках на улице. Мы, мальчишки, подбегали к ним, рассматривали пушки и выпрашивали пустые красивые деревянные коробки из-под сигар.

Первое чувство тревоги у взрослых появилось, когда увидели горящее здание синагоги. Далее у меня полный провал в памяти. Не помню, как мы очутились в гетто… Большие дома, незнакомые люди и улицы, перегороженные колючей проволокой. Постоянное чувство голода и холода. Мы с братиком таскаем щепки, дощечки из полуразрушенного дома, чтобы было, чем топить. По всей вероятности, так мы прожили зиму 1942 года. Затем вокруг в гетто не стало людей (первые массовые расстрелы были в Бродах уже 12 июля; потом уничтожили еще 1000 евреев, кроме того, более тысячи умерли от голода и болезней, около 9 тысяч вывезли в Треблинку и другие лагеря смерти - Прим. ред.)... Мы прятались в пустом доме, в маленькой комнатке без дверей. По ночам вылазили на чердак через отверстие с маленьким люком на потолке.

Как-то мама сказала, что больше нечего кушать и надо идти в село к каким-то знакомым людям. Мы вышли на улицу. Мама с маленькой сестричкой на руках шла впереди, а мы с братиком, взявшись за руки, - сзади. Мама предупредила, чтобы мы шли на расстоянии, а если вдруг немцы или полицаи остановят ее - не подходить и обойти стороной. Мы уже выходили на окраину города, когда маму остановили полицаи. Больше я никогда не видел маму с сестричкой. Вероятно, их постигла участь всех узников гетто.

Началась долгая жизнь беспризорников. В лесу жили в землянках, огонь разжигали только ночью, чтобы не было видно дыма. Я и братик ходили по очереди в ближайшие села, просили милостыню. Люди давали продукты, старую одежду, - кто что мог. Однажды брат пошел в село, а я остался на опушке леса. Прождал его до вечера, но он не вернулся. Говорили потом, что его схватили полицаи. Я остался один. Мне было 8 лет.

Наступила зима. В один из дней немцы устроили облаву. Когда я добирался из села, то услышал стрельбу и на дороге наткнулся на убитого мужчину с раздробленной головой. Побежал в совершенно противоположную сторону, куда глаза глядят. Потерял обувь и пробежал по снегу босиком несколько километров, забрался на сеновал в хлеву и потерял сознание. Проснулся в хате, увидел склоненное надо мной лицо старушки, которая выходила меня и спасла мне жизнь. Но долго оставаться у нее было нельзя, и я начал пробираться на восток, навстречу фронту...

У меня выработался какой-то звериный инстинкт самосохранения. Шестым чувством я различал своих и чужих людей. Полтора года я бродяжничал по оккупированной территории Украины, по селам, хуторам, избегая городов, ночуя в сараях, в хлевах рядом со скотиной. Иногда везло с хорошими людьми, которые, рискуя жизнь, оставляли меня, мальчика-еврея, на какое-то время у себя дома, отхаживали, кормили. Были и другие. Как-то я уцепился за сани с сеном. Мужик заметил меня и отхлестал батогом. Я упал в снег и в открытом поле чудом не замерз.

Поздняя осень 1943 года. Слякоть, холод, голод. Сил больше не было. Но фронт приближался. Однажды ночью я увидел в одной из хат огонек. Дополз до крыльца, открыл дверь, а там - вооруженные люди у печки. Инстинктивно я попытался убежать, но упал у порога. Последнее, что увидел, - звездочки на шапках разведчиков-красноармейцев. Так началась моя новая жизнь сына полка. Но это тема отдельного рассказа.

Смотрите также: