22.04.2001 Леворадикальный террор и его последствия (2)

Сегодня мы продолжим разговор о движении протеста и культурной революции 68-го и его последствиях. У нас в гостях маститый немецкий критик и исследователь поп-культуры, в прошлом главный редактор журнала SPEX - Дидерих Дидерихсен.

В самый разгар очередных политических дебатов о «наследии 68-го» пару месяцев назад, на экраны немецких кинотеатров вышел фильм молодого режиссёра Кристиана Петцольда «Внутренняя безопасность». Фильм хороший уже потому, что к нынешним политскандалам отношения не имеет. Петцольд избегает риторических упражнений на тему «чувства вины и раскаяния». Герои фильма – супружеская пара с ребёнком, бывшие террористы. Семья вынуждена скрываться от правосудия. 15 лет скитаний, анонимности, страха, постоянной лжи. За это время дочка успевает подрасти и хочет нормальной жизни, общения со сверстниками, любви. Названия террористических групп и реальных лиц в фильме не упоминаются. О том, что такого натворили в своё время родители, - умалчивается. Хотя параллели очевидны.

Действие разворачивается в настоящем, прошлое присутствует лишь в качестве проекции, репрессивной проекции. Один из наиболее красноречивых моментов «Внутренней безопасности»: родители на свой страх и риск едут в Германию, чтобы раскопать там старый тайник с деньгами, но узнают, что эти деньги давно уже не в ходу. В этот момент дочка переживает первую любовь, и планы родителей начать новую жизнь в Бразилии её явно не прельщают.

Какова цена прошлого? Каков его обменный курс? Вряд ли на это есть ответ. Борцы за справедливость, вставшие на путь насилия, вынуждены скрываться от правосудия. Более удачливые «дети 68-го» вовремя повязали галстуки и занимают сегодня удобные кресла в университетах и министерствах. В Америке распродажа «наследия 68-го» завершилась торжеством синтеза капитализма и революции, по Гегелю.

В Европе попытки оживить конфронтацию левых и консерваторов продолжаются, и возможно, что нынешние скандалы вокруг революционного прошлого Йошки Фишера и Юргена Триттина – последние отголоски боёв «холодной войны»? Об этом я спросил гостя программы Дидериха Дидерихсена, известного культуролога и публициста, автора многочисленных книг о различных феноменах поп-культуры и молодёжной субкультуры.

- Я полагаю, что тема «1968 года» содержит помимо наиболее острых событий, связанных с эскалацией насилия, много других интересных аспектов. Но дело в том, что все общественные дискуссии вокруг РАФ развиваются преимущественно в юридической плоскости. В этом особенность и нынешней шумихи вокруг РАФ и «68-го». Всё, что было как-то связано с деятельностью РАФ или вообще с насилием - вне закона. Поэтому-то с такой тщательностью и песочат нынешних политиков вроде Фишера или Триттина, участвовавших в своё время в левом движении. Вся эта дискуссия вокруг леворадикального насилия и того, что кто думал и на какие демонстрации ходил 20-30 лет назад, в принципе, была развязана с целью поиска компромата. Практически всё, чем занималась тогда леворадикальная молодёжь находилось в зоне конфликта с законом. Дело в том, что делая акцент исключительно на юридической стороне, социальный, культурный, политический аспекты движения протеста тех лет либо забывают, либо мифологизируют.

Да, на самом деле, с РАФ происходит, или уже произошла, та же самая история поп-культурной абсорбции, что и в своё время с Че Геварой. Но и молодёжь сегодня другая. Для того, чтобы поставить большей части молодых диагноз инфантильности, консерватизма и потребительского отношения к жизни, в принципе, и особых социологических исследований не требуется. Поэтому наши политики вряд ли могут быть озабочены тем, что лозунги Баадера и его окружения могут прийтись по вкусу нынешнему поколению?

- Задолго до нынешней дискуссии о «68-ом» и его последствиях эта тема периодически всплывала в печати и становилась предметом споров. То есть, практически, каждые несколько лет начинается очередная дискуссия по поводу «68-го», которая делает акцент на том или ином его аспекте, пытаясь рассмотреть ту или иную актуальную тему. Припоминаю, что в конце 70-х часть моего поколения, которое на десяток лет моложе «шестидесятников», влилась в панк-культуру и стала отмежевываться от «шестидесятников». Наша позиция была более нигилистической, картина мира более тёмной. Можно сказать, что каждое следующее поколение делало то же самое. «Йаппи» 80-х очень положительно относились к ценностям капитализма, потребленческое техно-поколение о 68-ом и слышать ничего не желало, и так далее. Отношение к 68-му стало своего рода оселком в анализе молодёжно-культурных феноменов. Стало нормой сравнивать каждое новое поколение, каждую новую молодёжную субкультуру с «движением протеста 68-го». Всякий, кто брался писать статью о немецкой молодёжи, начинал с того, что нынешняя молодёжь, другая, чем в 68 году. Это продолжается скоро уже сорок лет.

Нынешнее обсуждение последствий 68-го было в известной мере подготовлено всеми предыдущими дискуссиями, в которых уже курсировали всевозможные мифы и вырванные из контекста детали и представления о «68-ом». Ну, а сегодня речь идёт о политике и власти. Впервые в Германии целый ряд представителей этого поколения оказался у власти. То, что раньше обсуждалось в сфере культурологии, социологии, вульгарной психологии переместилось в область государственной политики.

На самом деле леворадикальный терроризм был лишь небольшой частью движения протеста. Большинство «шестидесятников» отмежевалось от террористов ещё в начале 70-х. Позже многие из них, в том числе и Руди Дучке, вошли в партию «зелёных». В отличие от их современников, вставших на путь терроризма, в деятельности которых трудно обнаружить позитивные результаты, мирные «шестидесятники» и последующее поколение добились положительных изменений в обществе: толерантности, либерализации взглядов на семью и брак, улучшения положения сексуальных меньшинств, реформы образования. Благодаря им возникла партия «зелёных», пацифистское и антиядерное движение, укрепился авторитет неправительственных организаций. В 70-е годы министр иностранных дел Йошка Фишер состоял в организации «Революционное действие», министр по вопросам экологии Юрген Триттин – в маоистском кружке, спикер фракции «зелёных» по вопросам обороны в парламенте Ангелика Бер, якобы, водила личную дружбу с Муамаром Каддафи, председатель партии Клаудия Рот (профессиональный драматург) в прошлом была менеджером левоанархистской рок-группы «Тон, Штайне, Шербен». Некоторые нынешние парламентарии, адвокаты по профессии, в прошлом защищали в суде террористов из РАФ.

Разумеется, что консервативным политикам и немецкому бюргерству это не по вкусу, и я лично вижу причину всплеска интереса к РАФ и к немецкому терроризму 70-90-х в попытке скомпрометировать отдельных политиков и расколоть красно-зелёную коалицию. Но может быть для самих «шестидесятников» эта дискуссия означает ещё и попытку освободиться из «идентификационной ловушки», в которую они угодили, одобряя в своё время насилие и терроризм?

- Никто на самом деле терроризм не одобрял. Это типичное сужение перспективы. Неправда, что все левые симпатизировали РАФ или одобряли её стратегию. Террористы были относительно небольшой, изолированной группой в огромной левой субкультуре. В тех случаях, когда речь шла о покушении на гражданские свободы, о введении новых ограничительных законов, спровоцированных призраком «левого терроризма», люди выходили на демонстрации вместе с теми, кто входил в окружение РАФ. Это – правда. В момент её появления, в 1969-70 годы, «Фракция Красной Армии» действительно поддерживала ряд крупных интеллектуалов, но истинной солидарности с «красноармейцами» на самом деле ни у кого из них не было. Начиная с середины 70-х происходит отмежевание от насилия и левого радикализма. Это поступательное движение в сторону реальной политики определяет эволюцию взглядов и историю карьеры многих «шестидесятников», а также поколения Фишера и Триттина. Книга, которую недавно опубликовал Йошка Фишер, так и называется: «Долгий путь к себе». Хотя возникает резонный вопрос, откуда такая уверенность, что в конце этого пути он встретит самого себя? Все они начинали левыми радикалами, и на протяжении своего жизненного пути удалялись от этой позиции. Даже смешно, что взгляды, которые Фишер или Триттин представляли чуть ли не 30 лет назад, всё ещё бросают тень на всё то, чем они занимались и что думали впоследствии. Если речь идёт о «пути к себе», о «поиске себя» гораздо разумнее и осмысленнее было бы спросить себя и других, что позитивного было в моих убеждениях после этой «ультимативной точки отсчёта».

В последние годы Фишер стал писать книги и пытается сформулировать, чего он, собственно, хочет достичь в политике. Он, как и большая часть поколения 60-х, проделал путь от утопии к политреализму путём постоянного дистанцирования от своей прежней цели.

Если это будет так продолжаться, то не исключено, что в конце его пути окажется не Фишер, а Штойбер или ещё какой другой консерватор. Известный представитель «левой» 68-го Хорст Малер сегодня придерживается откровенно право-националистических убеждений. С другой стороны, довольно глупо делать сегодня из Баадера и Энсслин героев, эдаких «Бонни и Клайд» Боннской республики. Это, по-моему, не более, чем заигрывание с эстетикой радикализма. Напоминает моду на «героиновый шик» в мире haute-couture лет в середине 90-х.

Проблема в другом. Перемещаясь в поп-культурный контекст цели и пафос культурной революции и политического сопротивления левой 60-х-70-х гг. Опошляются. Мы забываем, что это были люди, готовые к самопожертвованию, критически мыслящие. Костяк «первого поколения РАФ» - Баадер, Энсслин, Майнхоф - напоминают бесшабашных романтиков, их отношение к смерти было крайне циничным.

Насколько оно было искренним, и в какой мере это был аффект, направленный против буржуазного окружения, насколько это было позой - нам судить трудно. Современники утверждают, что Андреасу Баадеру позёрство было отнюдь не чуждо. Баадер уделял большое внимание самостилизации: нечто среднее между денди и бандитом. Он водил «Мерседес», носил кожаную куртку и замшевые штаны. Кожаная куртка или плащ вообще очень подчёркивают цинизм и кокетство со смертью и насилием. Известно, что руководство радикального «Социалистического союза немецких студентов» очень любило итальянские вестерны, студенты-социалисты валом валили на премьеры фильмов Серджо Леоне, цинизм и ситуативный юмор, по рассказам современников были характерны для поведения молодых радикалов тех лет. Говорят, что СДС поделился на две фракции: одни, подражая героям любимых фильмов, облачились в кожаные плащи и куртки, другие этой моды не одобряли. Скорее всего потому, что рассматривали любовь к кожаным шмоткам и италовестернам, как некий «антихабермасовский аффект», то есть пренебрежение к интеллектуалам и проповедуемым ими ценностям.

Антиинтеллектуализм левого экстремизма 70-х в совокупности с потребностью к эстетической инсценировке политических требований давал некоторым критикам повод проводить параллели с итальянским фашизмом. Как вы смотрите на такую постановку вопроса?

- Дело в том, что выдвигая какие-то обвинения по отношению к левому экстремизму, одновременно выдвигаются и обвинения прямо противоположные. С одной стороны, говорят о позёрстве, цинизме и антиинтеллектуализме, и, в то же время, обвиняют их в том, что они слишком серьёзно относились ко всему. Проблема в том, что здесь оперируют мифологемами. А в миф можно интерпретировать кучу всего. Культурно-политическая реальность 68-го на самом деле определялась неопытностью. Это поколение было первопроходцем в известном смысле слова. Абстрактные суждения и разговоры о моделях радикализации – более поздняя рефлексия. И тут очень легко запутаться, пытаясь, подобно Хоркхаймеру, описать и объяснить всё и сразу, или уделяя внимание таким деталям, как любовь студентов-социалистов к итальянским вестернам. Все эти интерпретации – актуальный феномен. И сегодня тоже читают Хоркхаймера и смотрят фильмы Серджо Леоне, но уровень восприятия другой. На всё это смотрят с гораздо большей дистанции, что и ведёт к различным обобщениям. Задумываясь о адекватных моделях протеста, невозможно ожидать и, тем более, требовать от сегодняшних субъектов радикализации по методу герильи и Че Гевары. Единственное, чего можно и нужно добиваться – это реконструкции или ривайвла критического мышления, критического восприятия. На повседневном уровне. Повышение критической чувствительности, развитие способностей формулировать и выражать критику. Не в смысле моральной способности, а в смысле интеллектуальной способности и дисциплины. Это, быть может, важнейшее достижение 68-го и левого дискурса, которое на сегодняшний день оказалось практически утраченным.