Как известно, немецкий язык полон длинных, сложных, многокоренных слов: за один ход в игре "Эрудит" можно иногда получить пятьдесят очков. Одно из таких слов как нельзя лучше описывает то состояние души, которое находит на меня при чтении новостей из России: Fremdschämen - то есть, чувство стыда за других.
Вердикт: невиновна!
"Да ты-то чего так переживаешь, не ты же его отравила! Ты же даже за Путина не голосовала", - говорят мне мои немецкие друзья. Мне неловко перед ними: встретив их на детской площадке или в карантинной очереди в супермаркет, я слишком долго пересказываю содержание своей фейсбучной ленты, слишком громко говорю, слишком много употребляю бранных слов (некоторые - 30 очков в "Эрудите"). Они сочувствуют мне - но так, как сочувствуют человеку, который чуть дольше положенного не может отойти от разрыва с любимой девушкой, или чуть дольше положенного скорбит об умершем коте. Все, конечно, понятно - но есть же и предел!
"Ах, Полинхен, - говорит мне подруга - судья в одном из берлинских административных судов, - это все совершенно ужасно, но ты ведь ни в чем не виновата". Стоит теплый августовский вечер, мы сидим у нее на балконе, вдалеке мерцает баннер клиники "Шарите". Настоящий, дипломированный судья вынес вердикт: невиновна! Невиновна - но стыдно все равно.
От моего имени
Вина и стыд - вещи, которые легко перепутать, и одно совсем не подразумевает другое. По ту сторону телеэкрана мельтешат люди, которые определенно виноваты, но им не стыдно. Одновременно с этим я - как и многие из тех, кто 17 января 2021 года в минус двадцать отправился в аэропорт "Внуково" или просто не отлипал от смартфонов - ни в чем не виновата, но я стыжусь. "Вина - это чувство, возникающее по поводу того, что ты сделал. Стыд возникает по поводу того, кто ты есть", - пишет социолог Томас Шефф.
Та российская власть, с которой я прожила теперь уже ровно половину моей жизни, делает все для того, чтобы мне было стыдно за то, кто я есть - обладательница гражданства РФ, владелица счета в "Сбербанке" и личного кабинета на "Госуслугах", частый пассажир "Аэрофлота". Это от моего имени аннексируют территории других государств, от моего имени доводят до самоубийства журналистов, от моего имени смешивают в пробирке яд и затем подкладывают его чужим людям в гречневую кашу и в гульфиковую зону трусов. Это я, лично я, допустила - хотя бы тем, что недостаточно сопротивлялась - каждое задержание, каждое убийство, каждую повестку в суд.
И это я ежедневно сажусь со своей дочерью-шестиклассницей делать домашнее задание по русскому языку. В учебнике, который ей выдали в немецкой гимназии, счастливая Россия будущего уже состоялась: семья из папы-таксиста, мамы-продавца и двух девочек-школьниц попивает на московской кухне чай из чашек с кобальтовой сеточкой: "Мама, а у нас есть шоколадка?" - "Нет, Верочка, у меня нет шоколадки, но есть йогурт". Хороший вечер в хорошей семье, никто никуда не спешит. "Смотри, - говорю я дочери, - это питерские чашки, у твоей прабабушки Фриды такие были. У нас из таких, правда, только по праздникам пили". Для моих детей Россия и есть - праздник. Снега по шею, пельмени три раза в день, дельфинарий, Рыцарский зал. С утра я объясняю дочери спряжение личных местоимений и читаю по ролям диалог "Как пройти к зоопарку". А вечером я объясняю ей же, почему швырнула в стену подушку, когда смотрела новости: Fremdschämen.
Что случилось с вашей страной? Она утонула
Иногда мне кажется, что это со мной что-то не так: возможно, у меня нездоровые отношения с российским государством; возможно, мне и таким, как я, нужно пройти курс психотерапии, чтобы излечиться от нездорового "слияния" и "созависимости" с Кремлем. В такие моменты мне становится еще и стыдно за свой стыд: не выстроила личные границы, не обучилась "тонкомуискусствупофигизма", которое так активно рекламируют поп-психологи.
"Вина подразумевает сильное и полноценное эго: человек, испытывающий это чувство, осознает, что он, с одной стороны, имеет достаточно власти, чтобы задеть другого, а, с другой стороны, имеет достаточно власти, чтобы перед ним же извиниться", - продолжает Томас Шефф. "Стыд, напротив, ощущается как слабость и распад эго, иногда даже как намеренное желание, чтобы это эго распалось".
Я чувствую стыд от того, что я безвластна. И наоборот, я безвластна от того, что я испытываю стыд. До тех пор, пока мою подпись сможет подделать сотрудник любого избирательного участка, ни один психотерапевт не поможет мне избавиться от чувства жгучего, липкого стыда за мою родину, ни одна судья не сможет выдать мне индульгенцию о чистой совести.
Социолог Норберт Элиас писал, что чем выше степень цивилизованности общества, тем меньше в нем у отдельных индивидов или сообществ поводов испытывать стыд, в том числе, стыд за других - такого уровня достигает общепринятый кодекс манер и условностей. За происходящее в России так бешено стыдно именно потому, что оно не просто бесчеловечно - оно решительно и нахраписто нецивилизованно. Власть пялится на меня глазами солсберецких туристов. Что случилось с вашей страной? Она утонула. Ачотакова?
Стыд - гражданская позиция
"Возникая спонтанно, чувство служит ключом к пониманию происходящего. Оно заставляет лицом к лицу столкнуться с тем, что обычно кажется само собой разумеющимся", - отмечает социолог эмоций Арли Хохшильд. Зарождаясь и не давая покоя, чувство напоминает человеку о том, кто он (или она) есть, кем он (или она) себя считает. Чувство возвращает нас к самим себе, оно - производная от того места, которое мы занимаем по отношению к миру.
Если основная функция чувства - сигнальная, то мой стыд сигналит мне о том, что я пока еще отказываюсь релятивировать добро и зло. Способность испытывать стыд за других - это единственная сила, которая остается мне сейчас, на двадцать первом году путинской власти. Мой стыд за тех, кому все равно - это моя гражданская позиция, мое Я; Fremdschämen - мой лозунг и моя политическая программа. Мне больше не стыдно за мой стыд. В конце концов, я в нем не виновата.
Автор: Полина Аронсон - социолог, журналист, редактор онлайн-платформ dekoder и oDR. Автор книги "Любовь: сделай сам. Как мы стали менеджерами своих чувств".
Комментарий выражает личное мнение автора. Оно может не совпадать с мнением русской редакции и Deutsche Welle в целом.
Смотрите также: