Следователь ООН - о причастности РФ к преступлениям в Сирии

Международная независимая следственная комиссия по Сирии (COI), работающая под эгидой ООН, в новом докладе, представленном 2 марта, обвинила Россию в причастности к военным преступлениям. Речь идет о бомбардировках рынка в городе Маарет-эн-Нууман и лагеря для временно перемещенных мирных жителей в районе города Хаас летом 2019 года. Российская сторона свою причастность к этим авианалетам отрицает. DW поговорила с одним из членов комиссии по Сирии Ханни Мегалли о том, как следователи относятся к реакции Москвы и каких последствий от своего доклада они ожидают.

DW: Международная независимая следственная комиссия по Сирии впервые обвинила Россию в военных преступлениях в связи с атаками неизбирательного характера. В докладе комиссии речь идет о двух случаях, когда были получены достаточные доказательства непосредственного участия российской авиации в бомбардировках гражданских объектов. Каким образом комиссия пришла к такому выводу?

Ханни Мегалли: Во-первых, это не первый раз, когда мы приходим к такому выводу. За девять лет работы мы уже получали похожие свидетельства по поводу других авианалетов, в которых участвовали Сирия и другие страны. Чтобы собрать информацию об этих атаках, мы опрашивали свидетелей, смотрели видеозаписи, фотографии, изучали наблюдения активистов за самолетами в этом регионе.

Впрочем, наша комиссия - это не судебный орган, и собранная нами информация не станет обвинительным заключением. Но у нас есть основания полагать, что описанные в отчете случаи были, и мы хотели бы, чтобы они были расследованы тщательнее. У нас нет данных, которые свидетельствовали бы, что обе эти атаки на гражданские объекты были осуществлены преднамеренно. Но в таком случае возникает предположение, что это не были целенаправленные бомбардировки военных объектов, и тогда это может подпадать под определение такого военного преступления, как атаки неизбирательного характера на гражданские объекты. В нашем отчете мы, собственно, и указываем, что у нас есть основания для такого рода предположений.

- Вы сказали, что в основу вашего отчета легли, в том числе, свидетельства очевидцев. Как вам удалось их собрать? Сколько человек вы опросили и кто эти люди?

- Мы стараемся не раскрывать детали того, как мы собираем информацию, чтобы защитить наши источники внутри страны. Мы сами не можем попасть на место событий, и часто в связи с этим нас спрашивают, как мы в таком случае можем быть уверены в полученных данных. За девять лет работы нашей комиссии мы нашли хороших информаторов, которым доверяем и которые могут вывести нас напрямую на очевидцев.

Мы верифицируем информацию, перепроверяем, мы не полагаемся на один конкретный источник или на одного-двух свидетелей. Мы стараемся опросить столько людей, сколько можем, чтобы сравнить их слова. При этом мы ищем людей с различным бэкграундом, разного возраста и пола. Так мы видим нестыковки. Одновременно, будучи членами комиссии, мы обязаны сделать выводы - это наша работа. Уверены ли мы в достоверности собранной информации? Достаточно ли доказательств для той версии, которой мы придерживаемся, или все могло быть иначе?

Зачастую первый вопрос, который мы себе задаем, - что заставляет нас так думать? Что, если все было иначе? Когда мы в состоянии дать ответы на все эти вопросы, мы начинаем делать выводы. В этих двух случаях, как нам кажется, мы собрали достаточно информации, чтобы писать конкретно.

- Можете ли вы рассказать, кто и как опрашивал очевидцев?

- У нас есть команда следователей - сейчас их около 17-18. Они отвечают за разные регионы в Сирии и разные типы инцидентов. Сами они работают не в Сирии, а в Женеве, откуда выезжают для проведения расследований в разные места. Они используют различные способы, чтобы поддерживать контакты в Сирии и опрашивать свидетелей, держа в секрете их личные данные, чтобы они не боялись, что их прослушивают и на следующий день арестуют.

- Как вы получили видеозаписи, которые были использованы для отчета?

- Из различных источников. Часть из них были выложены в публичный доступ, и вы тоже можете их найти. Некоторые потом стирают или они пропадают из Сети, так что мы стараемся мониторить открытые ресурсы и сохранять найденную там информацию. Кроме того, есть несколько международных организаций, которые, в основном, этим и занимаются. Мы читаем их отчеты, ищем совпадения и противоречия.

- Как вы проверяли доказательства и собранные вами данные?

- Сейчас следователи и аналитики выработали разные способы для сравнения показаний, получения улик. У нас есть военные эксперты, которые могут изучать фотографии с места событий, могут делать выводы по осколкам и другим уликам. У нас не меньше двух-трех человек изучают одни и те же улики, и мы смотрим, какой анализ они нам предоставят. И если там все согласуется, то хорошо, а если будут нестыковки, то мы сделаем шаг назад и спросим: вот вы говорите одно, другие - другое, и не могли бы вы объяснить, откуда эта нестыковка. Иногда такие противоречия удается устранить. Иногда не удается, и тогда мы воздерживаемся от выводов.

- Москва постоянно отвергает обвинения в атаках неизбирательного характера в Сирии и, в частности, в связи с авиаударами в городе Маарет-эн-Нууман. Министр обороны РФ сказал, что российской авиации в тот момент в окрестностях этого города не было. Как вы прокомментируете это заявление? И что вы думаете об отрицании Россией своей причастности к военным преступлениям в Сирии?

- Сам авианалет никто не отрицает: был удар по рынку, погибли люди. У российской стороны должна быть возможность провести расследование и сказать: смотрите, мы провели расследование этого инцидента, и у нас такая-то информация, из которой следует, что это был не наш самолет. А когда просто говорят, что нас там не было, вопрос остается подвешенным в воздухе.

Если Россия проведет свое собственное расследование и выступит с собственным докладом, в котором скажет, мол, вот, мы исследовали этот инцидент, и вот что произошло, а информация комиссии неверна, то мы это изучим и в свете того, что там будет содержаться, мы можем либо пересмотреть наши выводы, либо сказать, что вообще-то похоже, что наши данные более точны. Мы бы с радостью встретились с представителями РФ и вместе прошлись бы по доказательствам, которые получили мы, и по тем, которые бы представила российская сторона.

- Россия готова содействовать расследованию?

- Пока все, что мы видим, - это отрицание той или иной информации из доклада. Мы отправили запрос и ждем реакции. Может быть, будет дан ответ, мы бы это очень приветствовали.

- Чего ожидает комиссия, когда утверждает, что Россия была напрямую вовлечена в военные преступления в Сирии? Какие последствия это расследование должно иметь для России?

- Давайте представим, что было проведено расследование и выяснилось, что это была ошибка пилотов. Тогда есть вероятность, что в дальнейшем можно будет избежать подобных ошибок. Если это была неизбирательная бомбардировка, вероятно, у нас появится возможность сказать, что необходимо точнее формулировать приказы для пилотов и изменить процедуры проведения таких операций в будущем. Если получилось, что это была неизбирательная бомбардировка по решению пилота, но он не получал такого приказа от командования, мы могли бы надеяться на то, что пилоты понесут ответственность за совершенные преступления и нарушения. В целом, могут быть различные сценарии развития событий по итогам тщательного расследования.

Смотрите также: