Путинизм в безгласной России

Газета „Франкфуртер Рундшау“ комментирует политику президента России Путина:

Превращение демократических структур в инструменты президентской власти Путин обосновывает необходимостью бороться с терроризмом. Пока, однако, совершенно не ясно, каким образом назначение губернаторов вместо их избрания, как прежде, ликвидация прямых мандатов в парламенте или нажим на неправительственные организации с помощью налогового права могут способствовать борьбе с террором. В стране появляются теории заговора. Путин сам дал им пищу, бездоказательно заявив, что иностранные державы используют терроризм для сдерживания России. Сомнительные идеологи, пропагандирующие какие-то особые российские или евразийские пути за рамками демократии, вовсе не объявляются шутами, а остаются уважаемыми людьми. Правоэкстремистские группировки в странном союзе со старыми сталинистами безнаказанно пропагандируют антисемитизм. Гражданские движения, в частности, экологические и демократические, объявляются тайными пособниками заграницы. Новый правящий класс, сформировавшийся из представителей спецслужб и армии и поставивший в зависимость от себя покорных бюрократов, олигархов и функционеров, считает себя выше народа. Он рассматривает народ как объект своей воли и не считает себя обязанным отчитываться перед ним. Этот новый правящий класс распространяет свою власть и на концерны, что позволяет ему подавлять протесты бюргерско-капиталистического класса так же, как и протесты низов. В прежних теориях это называли бонапартизмом. Собственно, вместо имени корсиканца, было бы уместнее упомянуть здесь имя Путина. Путинизм – это явление не 18 века, а современной России.

Газета „Тагесцайтунг“ пишет:

В России нет традиции поиска компромиссов и урегулирования конфликтов в ходе диалога. Политические решения всегда принимались согласно. Правда, это согласие было результатом не выражения свободной воли, а обстоятельств или санкций. Политическая культура берёт своё начало в форме организации крестьянской общины, где любой конфликт выливался в борьбу и раскол. Расхождение во мнениях всегда рассматривалось как временный феномен, который обязательно нужно преодолеть. Этому отвечает и нынешняя носящая прямо-таки религиозный характер вера в существование одной-единственной истины. В умах и сердцах преобладают представления о целостности и замкнутости. Всё это наблюдается и в политике. После кратковременного эксперимента секуляризации политики в 90-х годах теперь Россия возвращается к своей традиции. Провозглашение абсолютных истин оттеснило на задний план поиски возможного. Поэтому Россия так и не разработала инструментов урегулирования конфликтов. Если Кремль будет продолжать имитировать решительные действия, то террор только усилится. А вследствие этого в широких слоях населения усилятся чувства страха и национального унижения. В конечном итоге, разочарованный суверен при поддержке недовольной бюрократии вынудит кремлёвского руководителя уйти в отставку. Однако после этого Россия больше не вернётся на путь демократии. Многие годы политику Москвы будут определять национализм, популизм и насилие. А если учесть нынешнее состояние российского государства, то весьма сомнительно, что России удастся обойтись без шрамов.

Газета „Франкфуртер Альгемайне“ комментирует миротворческую операцию бундесвера в Афганистане:

Уже сегодня солдат бундесвера на севере Афганистана обвиняют в том, что они косвенно поддерживают торговлю наркотиками, поскольку не борются с ней. Любая афганская проблема превращается в немецкую, британскую или американскую. Любые действия оцениваются по западным меркам. Каждая интервенционная держава несёт ответственность за население оккупированной страны. Поэтому стратегия установления поверхностного мира при сохранении прежних структур была бы проявлением безответственности. Ведь в большинстве случаев ставится гораздо большая цель: введение западных норм демократии, а военная сила поддерживает этот процесс. Интервенции в гуманитарных целях – это гегемонистские проекты Запада. Они стоят больших денег и затягиваются на десятилетия.