Берлинские книги Аркадия Аверченко
Сегодняшний выпуск снова связан с темой, которой мы уже не раз посвящали передачи в этом году. Ведь это год российской культуры в Германии. Конечно же, русскую литературу немцы знают. Причем не только Толстого, Достоевского, Солженицына (хотя их, конечно, в первую очередь), но и Войновича, Айтматова, Хармса… Но сегодня мне хочется подойти к этой обширной, неохватной теме – немцы и русская литература – с, может быть, неожиданной для вас стороны. Я расскажу о книгах, которые вышли по–русски в Германии, в Берлине. В двадцатые–тридцатые годы Берлин был литературной столицей русской эмиграции. Здесь издавалось более двух десятков газет и журналов на русском языке, работало около ста издательств, встречи с писателями в русских литературных кафе всегда собирали большую аудиторию… В Берлине вышла в 1931–м году книга «Портреты» очень популярного тогда в эмиграции, а сегодня полузабытого (и явно незаслуженно) Марка Алданова. В книгу вошли очерки об известных исторических деятелях. Один из них посвящён Михаилу Михайловичу Сперанскому. Родившийся в бедной семье, в провинции, семинарист Сперанский стал ближайшим советником императора Александра Первого, автором плана либеральных преобразований России. В 1812 году его обвинили – ни много, ни мало – в шпионаже в пользу Наполеона и отправили в ссылку. Но затем император, колебавшийся между жестоким солдафонством Аракчеева и осторожным реформаторством Сперанского, снова вернул последнего во власть. Сперанский стал генерал–губернатором Сибири. Многие декабристы поддерживали близкие отношения со Сперанским. После разгрома восстания Николай Первый, знавший об этом, сделал Сперанского чуть ли не главным судьёй над декабристами.
Декабристов много спрашивали на допросах об их связях со Сперанским. Сперанского декабристы прочили в члены Временного правительства в том случае, если переворот удался бы. Преемственная связь между их воззрениями (по крайней мере, Северного общества) и идеями Сперанского (его первого блестящего периода) очевидна. Идейной связи, однако, недостаточно. Следствие ищет соучастия.
Невиновность бывшего государственного секретаря как будто выясняется в самом начале следствия. Но допрашивавшие – в том числе и сам император – не успокаивались. В конце концов, многое так и осталось неясным.
Но вот Следственная комиссия заканчивает свою работу, учреждается Верховный уголовный суд. И в состав его назначается подозреваемый Сперанский! Он должен судить людей, которых долго, настойчива, упорно допрашивали, не был ли он соучастником преступления.
Поступок царя довольно понятен. Назначение Сперанского в суд было, с одной стороны, актом мести (Николай Первый ненавидел преобразователя России), а с другой – диктовалось простым политическим расчётом. Это морально губило Сперанского. Судья декабристов уже не мог быть опасен в качестве вождя либерального движения. Кроме того, в Европе знали бывшего государственного секретаря: его имя было гарантией цивилизованного правосудия.
Как известно, суд над декабристами был своеобразный. Защита была признана излишней, подсудимых появлением в суд не беспокоили. Особой комиссии было только предложено спросить подсудимых, верно ли изложены показания, данные ими на следствии. Суду в полно составе, собственно, нечего было делать. Вся работа досталась двум комиссиям, выделенным из состава суда. Одна из них делила подсудимых по разрядам – кого четвертовать, кого повесить, кого сослать в каторжные работы. Другая составила доклад о карах.
Сперанский, единственный из довольно многочисленного состава суда, вошёл в обе комиссии. Доклад суда принадлежит Сперанскому. Этот доклад мастерски составлен… О содержании же документа лучше не распространяться. Достаточно сказать, что в нём есть такая фраза: «Хоть милосердию, от самодержащей власти исходящему, закон не может положить никаких пределов, но суд приемлет дерзновение представить, что есть степени преступления столь высокие и с общею безопасностью государства столь смежные, что самому милосердию они, кажется, должны быть недоступны».
Что руководило Сперанским? – спрашивает Марк Алданов. – Страх? Да, должно быть он испугался. Он не мог не знать, какая угроза над ним нависла. Надо себе представить психологическую атмосферу тех дней. Восстание декабристов – это трагедия одиночек. Мы знаем, как отнеслись к расправе с его участниками лучшие люди России. Жуковский не постыдился назвать декабристов «сволочью», Тютчев тоже не церемонился: «Народ, чуждаясь вероломства, поносит ваши имена…» Чего было ждать от людей обыкновенных? Произошло то, что во всех странах и во все века происходило после подавления неудачных революций.
«Здесь одно рвение, чтобы помогать мне в этом ужасном деле, – писал Николай Первый своему брату 23–го декабря 1825–го года. – Отцы приводят своих сыновей, все желают примерных наказаний». Графиня Браницкая пожертвовала двести пудов железа на кандалы для участников южного восстания. Член Верховного уголовного суда сенатор Лавров требовал четвертования шестидесяти трёх человек.
Сперанский испугался – имел для этого основания. Однако дело было не только в испуге. Отказаться от участия в Верховном суде – значило подтвердить подозрения. Это действительно было страшно. Но от места в комиссиях, от составления доклада Сперанский, конечно, мог уклониться без шума. Всякий знает, что в комиссии выбирают только тех, кто желает быть в них избранным. Здесь психологическая драма выдающегося человека сливается с огромной политической проблемой, тесно связанной со всей русской историей последних столетий.
Михаил Михайлович Сперанский родился и умер бюрократом. Но бюрократ он был гениальный. Он был государственный деятель с удивительно практическим размахом, с огромным умом, с энергией поистине необыкновенной. По политическим дарованиям Сперанский – головой выше всех своих современников… Вдобавок был он очень добрым, благожелательным и порядочным человеком. Роль в суде над декабристами – чуть ли не единственное пятно на Сперанском. Обвиняли его в корыстолюбии? Он ворочал миллионами, утроил русский бюджет, но, отправленный в ссылку и лишившийся в 1812 году жалованья, голодал почти в буквальном смысле слова. При своей скромной жизни он оставил наследникам не очень большое имение и шестьсот тысяч долгу.
Выбор между властью и оппозицией, между восстанием и приспособленчеством – не новая морально–политическая проблема. Но, быть может, никогда эта проблема не вставала в таком чистом виде, как на распутье русской истории. Вероятно, Сперанский тешил себя надеждой, что, доказав свою благонадёжность, станет министром, советчиком нового царя. Но в той атмосфере цель могла быть достигнута лишь тяжёлой ценой.
Написанный им доклад суда должен был вернуть Сперанскому власть. В его дальнейшей работе и должна была найти оправдание кровь декабристов. Надежды не сбылись.
Дальше будет повеселее. Сто лет назад в харьковской газете «Южный край» появился рассказ «Как мне пришлось застраховать жизнь», подписанный именем, которое тогда ещё никому ничего не говорило: Аркадий Аверченко. Это был литературный дебют одного из самых выдающихся юмористических писателей России, которого сравнивали с Чеховым, О. Генри и Марком Твеном, бессменного редактора легендарного журнала «Сатирикон». О нём восторженно отзывались Блок, Куприн и Чуковский, а Ленин обозвал «озлобленным до умопомрачения белогвардейцем».
В 1918–м году большевики закрыли его журнал (насмешек над собой они не терпели), и Аверченко, спасаясь от ареста, бежал на юг, к белым. Потом наступили годы эмиграции: Константинополь, Париж, Берлин, Прага… Аркадий Аверченко и умер в Праге в 1925–м году.
Сегодня его книги выходят и в России. В течение многих десятилетий они выходили только на Западе. И почти все послереволюционные рассказы Аверченко впервые публиковались в Берлине, Праге, Харбине и Константинополе (то есть в центрах русской эмиграции двадцатых годов).
Готовя эту передачу и решая, какие именно рассказы Аверченко, до сих пор не слишком хорошо известные российскому читателю, выбрать для неё, мы остановились на книге, которая вышла в Берлине, в эмигрантском издательстве «Арбат», в 1924–ом году. Она называется длинно «Пантеон советов молодым людям на все случаи жизни, а именно: как иметь успех у прекрасного пола, как держать себя на званом обеде, а также, – как держать себя на свадьбе, на похоронах, как изготовить себе журнальную смесь – с приложением пасхальных советов, советов начинающим полководцам и советов для рассказчиков анекдотов». Многое в этой книге осталось удивительно актуальным. Например, иронические советы по поводу того, как писать развлекательные заметки для газет и журналов. Вы, наверняка, читали такие заметки или, точнее сказать, читаете каждый день.
Всякому из вас, друзья мои, приходилось встречать в журналах и газетах такой отдел, который носит название «Смесь». В этом глубоко интересном отделе вы встретите, вероятно, помимо научных сведений, много разных полезных советов: «как вскипятить воду в игральной карте», «как лечиться от укуса гремучей змеи», «лучшее средство против тайфуна»… Одним словом, на все случаи жизни человеческой здесь предусмотрительно даются советы. Чтобы каждый читатель узнал: «как склеивать разбитый фарфор», «способ изготовить самому себе карманные часы», «приготовление молока из вишнёвых косточек» и прочее…
Если вы хотите надолго приковать внимание читателя к вашей скромной заметке, вы просто пишете:
«Учёный в штате Миссури (Арканзас) по имени Пайкрафт открыл удивительные свойства серебра: терять вес, если его покрыть особым составом из двухлористого гелия (аж 4, Гэ 7 До) и цинковой обманкой, то есть минералом из класса сульфидов). Процент обманки в цинке – пока секрет учёного.
Обмазанная этим составом серебряная монета настолько теряет свой вес, что может быть помещена в воздухе на любой высоте.
Этим любопытным открытием заинтересовались многие научные авторитеты штата Иллинойс.
Нечего и говорить, что новооткрытое свойство этого металла произведёт целый переворот в текстильной промышленности».
Перед вами – заметка, составленная вполне научно (химическая формула, ссылка на авторитеты и указания на переворот в текстильной промышленности). Что? Читатель, прочтя заметку, может попробовать проверить на опыте открытие? Это невозможно!
Во–первых, в заметке предусмотрительно скрыт процент цинковой обманки, а, во–вторых, читателя сразу испугает такая сухая научная формула: «аж 4 Гэ – 7 до».
Вообще, эта заметка, если в неё вчитаться, составлена очень предусмотрительно: учёный живёт в штате Миссури, и если бы кто–нибудь даже заинтересовался открытием, то ехать для этого в Америку, отыскивать учёного Пайкрафта лишь на основании пустякового сообщения в газете или журнале было бы безумием.
Но обратимся к другому виду подобных публикаций.
Статистика.
Статистика – наука точная, и поэтому здесь нужно обращаться с фактами особенно осторожно. Если вы всё–таки соблазнились отделом статистики, сообщайте следующие безобидные сведения:
«По статистике, потребление Норвегией соли равняется трём пятым потребления этого же продукта Персией».
Или:
«Количество раздавленных автомобилями на парижских бульварах в текущем году превысило на двадцать процентов тот же показатель за прошлый год».
Или:
«В австралийских колониях в 1891–м году насчитывалось слепых 1327 человек».
И ещё одна популярная тема: странности великих людей.
Пишите смело:
«У всех великих людей были свои странности: Россини мог творить, только держа ноги в холодной воде, Вольтер писал, нюхая испорченные яблоки, Веласкес надевал тесные ботинки, а Наполеон все письма писал на барабане, держа правую руку за бортом сюртука, а левой размахивая в такт».
Не правда ли, вы частенько читаете сегодня подобные заметки, высмеянные Аркадием Аверченко ещё восемьдесят лет назад? Так что давайте не будем воспринимать эту, извините за выражение, «информацию» слишком серьёзно.
Вот и всё на сегодня. Но в следующую среду в радиожурнале «Читальный зал» снова пойдёт о русской культуре, русской литературе в Германии. Мы расскажем о Берлине Владимира Набокова. Он прожил в немецкой столице пятнадцать лет. И именно здесь стал писателем.